От субботы до субботы. После дождичка в четверг

 
...В круглосуточной закусочной «Gunga Din's» на ободранном красном диванчике в дальней кабинке Лис задремала. Сквозь сон она почувствовала, как кто-то коснулся её плеча.

— Просыпайся, засоня! — прощебетала над ухом Суббота.

Лис с трудом открыла глаза. Чувствовала она себя... как побитая собака после сотни ночей в сырой подворотне. Женщина устало осмотрелась вокруг.

Проснулась она в гостиной дома, где законы физики и логики, похоже, (с)пасовали перед напором семейных традиций и эксцентричности... Шкафы вдоль стен ломились от книг, книги лежали стопками на полу, на подлокотниках кресел и, кажется, самозарождались в каждом углу, превращая пространство а живой лес из бумаги и переплётов. Возле камина покачивалось кресло-качалка, в котором, видимо, только что кто-то сидел. Напротив сумбурно трещал включённый телевизор, изрыгающий религиозные лозунги один другого причудливее, где рождественские ценности подменялись поклонением бренду, а святость праздника измерялась прибылью и лояльностью, вперемешку с демонстрацией крокетных матчей. Пахло бумагой, поджаренными тостами и озоном... от перемещений во времени.

Комната перетекала в кухню — в пространство в состоянии перманентного чаепития во время землетрясения: перекуса, стратегической сессии и акта терапии. На плите стоял пузатый чайник. Все поверхности были заставлены банками с вареньем, стопками старых газет и странными предметами, отчего-то напоминающими детали машины времени, а не кухонную утварь. На столе неуклюже топтался живой дронт.

В окне был виден запущенный сад, окружённый ярким зелёным забором, и открытый настежь гараж с непонятными приборами и мигающими лампочками.

Суббота выжидательно смотрела на Лис. Её изумительно уложенные тёмные волосы блестели, чеширская улыбка блуждала от одного уха к другому, а монгольские лазоревые глаза лучились задорными искорками. Как бы Лис не злилась на межпространство, но к своему дурашливому, обладающему недюжинным критическим умом да ироничной сообразительностью альтер эго, или подруге из снов, она успела привязаться крепко и всерьёз. На Субботе были надеты вельветовые брюки и тонкий шерстяной свитер, а сверху — клетчатый пиджак с заплатками на локтях; крепкие кожаные ботинки на шнуровке («броги») выдержали бы бездорожье и метафизические пустоты.

Лис с облегчением обнаружила, что её фиолетовый комбинезон супергероини канул в небытие. На ней были практичные слаксы, просторный голубой джемпер и удобные зимние кроссовки. Женщина почувствовала, что очень проголодалась.

Внезапно в дом влетела на всех парах, по-хозяйски женщина лет тридцати шести в классическом тренче цвета хаки с поднятым воротником, вполне привлекательная, но не стремящаяся это подчёркивать. Её умное, выразительное лицо хранило печать постоянного недосыпа и лёгкого скепсиса... матери-одиночки на тропе войны. Внимательные, привыкшие искать скрытый смысл между строк в буквальном и переносном смысле глаза сканировали всё вокруг. Короткие каштановые волосы были небрежно взъерошены.

— А, Суббота, — как будто без капли удивления произнесла она, — чаю? Кто это с тобой? — заметив Лис, она подняла брови.

— Доброе... утро, — неловко произнесла Лис. — Меня зовут Лис. Прошу прощения за вторжение... я... случайно. Не по своей воле, — замялась она. — Но от чая я бы не отказалась. С бутербродом.

— Рада знакомству, я — Четверг. Это дом моей матери, — тряхнув головой, Четверг протянула руку и энергично пожала прохладную ладонь новой знакомой. — Подруга Субботы — моя подруга, так что... никаких гвоздей, условностей и ненужного замешательства. Сейчас будем чай пить.

Она поспешила на кухню и неуклюже захлопотала, гремя чашками и тарелками.

— Прошу за стол, — через несколько минут позвала она.

Лис сделала несколько жадных глотков Эрл Грей, в мгновение ока проглотила несколько бутербродов с сыром, ветчиной и огурцами... и замерла с чашкой в руках. Глядя на то, как Четверг привычным движением поправляет кобуру под тренчем, она ощутила... дежавю. Лори в закусочной делала точно так же. Та же усталость в плечах, та же готовность к удару, то же горькое понимание, что мир — плохая шутка.

«Занятно, — подумала женщина, — разные авторы, разные вселенные... архетип один. Неужели женщине надобно надевать броню, чтобы её... услышали? Даже в межпространстве?..»

Четверг улыбнулась и кивнула на телевизор, где диктор с фанатичным блеском в зрачках воспевал святость крокета под эгидой Голиафа.

— Не обращай внимания... фоновый шум системы, — сказала она. — В Книгомирье не легче. Вчера, например, в «Убийстве в Восточном экспрессе» случился конфуз. Пуаро внезапно заявил, что ему надоело искать виноватых, и ушел работать садовником... в страну чудес. В итоге двенадцать убийц сидят в вагоне и пытаются допросить друг друга. Хаос! Бюрократы из Книжной Полиции в панике.

Лис криво усмехнулась и перевела взгляд на экран, где крокетный мяч с логотипом корпорации катился по идеально выбритому газону.

— Только взгляните на эту возведённую в абсолют пошлость, — голос Лис зазвучал низко, приобретая несвойственную ей властность... дара порицания. — Лица в рекламе карикатурно имитируют радость. Рождество не похоже на праздник... скорей, на инвентаризацию лояльности. Ожидание чуда превратилось в ожидание скидок. Это… какая-то опечатка в самом замысле бытия!

Порицание — критика несовершенства — томилось в котле недовольства, кипело, текло через край, запуталось в алфавите и трансформировалось... в прорицание. Логично: если суть поломки очевидна, то и момент, когда механизм разлетится на куски, открывается внутреннему взору. Перефразируя: если видишь, где нитки гнилые, точно знаешь, когда ткань порвётся.

Перед глазами Лис возникло затянутое багровыми тучами небо Свиндона и огромные часы на башне корпорации Голиаф. Стрелки двигались с неестественной скоростью.

— Всё закончится, — прошептала Лис. — 24 декабря. В полночь. Накануне Рождества часы судного дня... остановятся здесь.

Она увидела ясно: финал Супербола по крокету... вместо удара молотка — вспышка, стирающая строки, абзацы и смыслы.

— Конец света — не взрыв... Автор/ка просто обрывает повествование на полуслове, потому что ему/ей стало скучно потакать ожиданиям читателя/льницы.

В комнате воцарилась тишина. Даже дронт замер с куском сахара в клюве, наклонив голову. Четверг вздохнула... она слишком часто имела дело с апокалипсисами, чтобы не узнать настоящий.

— 24 декабря, говоришь? — тихо переспросила она, и её рука непроизвольно потянулась к блокноту. — У нас есть всего несколько дней, чтобы переписать финал.

— Ну что ж, — произнесла Суббота, — Лис, кажется, ты только что превратила наши уютные посиделки... в триллер.

— Раз так, — бросила Четверг, проверяя наличие пропуска в кармане, — нам пора в Свиндонскую центральную библиотеку. И постарайтесь не наступить на птицу!..

Город встретил их огромными рекламными щитами, на которых Йолинг Керн хищно улыбался, обещая «Рождество без задних мыслей».

Снаружи библиотека представляла собой обычное бетонное здание. Четверг уверенно провела подруг мимо стеллажей с табличкой «Критика и библиография» к неприметной двери с надписью «Техническое обслуживание смыслов».

— Держитесь крепче, — предупредила Четверг, прикладывая ладонь к сканеру. — Вход в Книгомирье через библиотечный портал всегда напоминает падение в колодец с опечатками.

Мир вывернулся наизнанку. Лис почувствовала, как её джемпер на мгновение стал бумажным, а слова Субботы «Ой, мамочки!» проплыли мимо неё в виде материальных букв гарнитуры Times New Roman.

Через секунду они стояли в огромном зале, где вместо потолка плыли бесконечные строки текста, а пол был выложен корешками книг. Они оказались... в Книгомирьи.

— Нам нужно в Большую Редакцию, — Четверг указала на возвышающуюся вдали башню, похожую на гигантскую чернильницу. — Там сидят те, кто следит, чтобы сюжет не превратился в кашу. Но если Автор/ка действительно теряет интерес, Редакция будет парализована.

— Посмотрите! — воскликнула Суббота, указывая на горизонт.

Там, где текст должен был течь плавно, зияли пустоты. Слова осыпались вниз. Сюжет буквально... лысел.

— Я понимаю, почему это происходит, — прошептала Лис. — Редакция пытается залатать дыры клише и штампами. Они вставляют в сюжет больше дешёвого пафоса, полагая, что это спасёт историю. Как бы не так! Нет искры, которая заставляет сердце биться быстрее!

Женщины побежали к башне. Внутри Редакции царил хаос: сотни клерков в серых костюмах пытались склеить распадающиеся абзацы скотчем.

— Стой! — путь им преградил Главный Хранитель Текста. — Сюжет 24 декабря закрыт на правку. Финал определён: полное удаление.

— Вы совершаете ошибку, — заявила Лис. — Вы пытаетесь оправдать ожидания... читателя/льницы... создать приемлемый, предсказуемый сюжет. Но вы убиваете элемент честной... неопределённости! Никакие рождественские клише не сравнить с достоверностью подлинных переживаний...

— И что ты предлагаешь, незнакомка? — прохрипел Хранитель. — Как нам сделать финал захватывающим за несколько дней?

— Не нужно исправлять финал, — сообразила Суббота. — Устроим грандиозный скандал! Смешаем жанры, буквы, смыслы так, что рука не поднимется захлопнуть книгу!.. Четверг, у тебя же есть связи в отделе детективов? Нам нужно, чтобы в полночь 24 декабря на крокетном поле вместо мяча появилось... что-то неуместное.

— Например, фиолетовый комбинезон? — подмигнула Лис.

— Почти! Устроим Рождество, которое невозможно проигнорировать! Восстание... вымысла!

Четверг довольно хмыкнула и вытащила пистолет-маркер:

— Подправим этот черновик!..

И она начала стремительно чертить маркером прямо на полях реальности. Подруги наблюдали, как из ничего возникают чертежи крокетного поля, больше похожего на схему адронного коллайдера.

— Мы не просто подменим мяч, — продолжала Четверг. — Мы перепишем правила игры. В полночь 24 декабря, когда Йолинг Керн приготовится нанести решающий удар... крокетные ворота превратятся в порталы. И из них...

— ...выйдут все те, кого Голиаф пытался вычеркнуть из истории, — подхватила Лис. — Поэты/тессы, чьи стихи сократили ради слоганов. Герои/ни, которых стёрли из сюжетов. И добавим... фиолетового. Во имя феминизма.

Суббота звонко рассмеялась:

— Я возьму на себя спецэффекты! Разбросаю по полю метафоры и гиперболы такой плотности, что их нельзя будет сдвинуть с места даже бульдозером. А буквы... буквы мы заставим... выплясывать чечётку!

Главный Хранитель Текста задрожал.

— Но это же... нарушение всех жанровых границ! В рождественских историях не бывает восстаний!

— А теперь будет, — отрезала Лис. — Подлинная доброта... не в предсказуемости и приторности. «После дождичка в четверг, — вслух продиктовала она Четверг, — Рождество решило не приходить по расписанию. Оно решило случиться по любви».

Слова на мгновение вспыхнули и намертво вросли в ткань повествования. Где-то автор/ка занесла руку, чтобы оборвать повествование посреди фразы, но... помедлила.

— Шоу начинается, — Суббота возбуждённо потёрла ладони. — У нас три дня, чтобы написать шедевр.