От субботы до субботы. Хранители

...Впрочем, вся эта слезливая литературная валидация опыта и чувств Лис хоть и льстила её субличности, поглощённой вымыслом и воодушёвленной эскапизмом, другая её часть, критичная, насмешливая, депрессивная и бессильная, настойчиво возражала. Более того, именно там, в без(дон/дом)ных глубинах чёрной дыры копился бунт против прописной мудрости межпространства и его картонных гениев.

— Да ёлки-метёлки, устала я от разговоров. Их сильно переоценивают!.. Переливаем из пустого в порожнее, — раздражённо заметила она. — Как вы там сказали? Здесь я свободна?.. Абсурд! Я вынуждена подчиняться непонятному мне замыслу то ли сущности, то ли богини, то ли... хрен знает какой литературной... чупакабры! Надоело бегать по вычурно изогнутым романам, разгадывать дурацкие головоломки, выслушивать с вниманием и глубокомысленным выражением лица сказанное вымышленными карикатурами на писателей(льниц)/художников(ц)... все вы не настоящие! К тому же... мёртвые. Делаете вид, что вам небезразлична моя история... советы даёте. Без запроса, если на то пошло! Сыта по горло! Всей этой напыщенной эпопеей... как там вы сказали? Я могу представить вас таким, каким пожелаю?.. Так вот я желаю, чтобы вы превратились в воздушный шар и лопнули к ядрёной фене!

Писатель вздрогнул и изменился в лице. Его щёки, живот, плечи как будто слились в одно и начали смешно раздуваться, пока он не превратился в нахмурившийся шар, который мгновение спустя лопнул с оглушительным и отчего-то горестным «шмяк».

Лис решительно встала со стула, двинулась в сторону выхода и, хлопнув дверью, вышла из бара. На улице шёл снег.

— Осточертело! Рождественские каникулы в Париже тридцатых прошлого века... мечта поэтессы! Да гори оно всё синим пламенем, — город за спиной Лис охватил голубой огонь, нет, не испепеляющий всё вокруг, скорее, фантастический, горящий, но не сжигающий. Гнев переполнял Лис, лился через край колкими фразами, которые она почти выкрикивала. — Какого дьявола я здесь? В чём причина? Зачем?.. Чего ты от меня хочешь? Хватит!.. Довольно причудливых сценариев и выдуманных вселенных! Я бросаю тебе вызов, я не желаю подчиняться твоим невнятным правилам... просто потому что гладиолус!..

Лис резко остановилась. В нескольких метрах она увидела... смерч, экстремально быстро вращающийся столб снежных хлопьев. С молниеносной скоростью он двигался прямо на неё. Не успела женщина опомниться, как оказалась внутри. А ещё через несколько секунд ураган выплюнул её... в подворотню. Кирпичные здания ар-деко были покрыты грязью, копотью и обрывками газет. Стёкла чернеющих окон через одно были выбиты, некоторые — заколочены. Вдалеке звучали сирены — вестницы апокалипсиса. Стены жадно съедало ненасытное граффити, пытающееся выцарапать себе имя в вечности. На ржавом кронштейне мигала единственная лампочка, заливая пространство жёлтым, болезненным, как сумасшедший дом, светом.

На асфальте, прямо под ногами Лис, растеклась лужа с бензиновыми разводами. Рядом валялась коробка из-под китайской лапши и банка из-под пива. Серое небо было затянуто слоями смога. Женщина моментально узнала жуткое место, которое ошибочно приняла за антиутопию.

— Что за лютая хтонь?..

Её наряд изменился. На Лис был облегающий фиолетовый кожаный комбинезон и просторный плащ с капюшоном сверху. На её лице была маска. В кармане женщина обнаружила записку: «Как супергероиню я наделяю тебя даром порицания, валяния в кровати, ничегонеделания, нытья по поводу плохой погоды и забывания дня недели. Справляйся, как получится! Хо-хо-хо и бутылка рома...»

Лис скомкала записку и бросила под ноги. Минуту назад её едкий гнев метафорически сжёг Париж, а теперь к горлу подступил леденящий ужас. Подворотня альтернативного Нью-Йорка в 1985 году... Несколько месяцев назад, поглощённая своими мыслями Лис усмотрела во всём этом унылые декорации, не более. Но Дженни... та была в панике. Её обычно беззаботное лицо тогда исказил почти животный страх. Она явно чувствовала неладное: тянула подругу за рукав, повторяла, что место какое-то неправильное, чужое... Дженни считала межпространство чутким, мудрым и ответственным, а здесь, на страницах мрачных комиксов ей чудилась реальная опасность.

Нынче Лис осознала: похоже, (если не добрая, то всяко контролируемая) система приняла её вызов и отправила на задворки без правил, наделив Лис бесполезными дарами. Плащ и маска супергероини казались насмешкой над тщетными попытками быть сильной. Вдали заунывно выли сирены.

«Замечательно! — саркастично про себя отметила она. — Бунт против карточного мира обернулся суперсилой ныть, ругать и лениться. Я свободна... сгнить здесь!»

Внезапно из-за поворота вынырнул автомобиль и с визгом затормозил. Оттуда выскочили трое людей в балаклавах. Лис толком не успела их разглядеть, прежде чем ей накинули на голову мешок и силой посадили в машину. Минут пятнадцать в полном молчании женщину везли в неизвестном направлении. Потом бесцеременно куда-то втолкнули, дверь позади неё захлопнулась, ключ в замке провернули несколько раз.

Лис сняла с головы мешок и осмотрелась по сторонам. Она оказалась в небольшом полуподвале с зарешечёнными крошечными оконцами под потолком. У голой небрежно побеленной стены стоял потёртый кожаный диван. Поодаль женщина заметила стол и несколько стульев; единственная лампа на столе тускло освещала убогую обстановку.

«Потрясающе... жертва похищения!.. Что дальше? Требования выкупа или пытки?..» — подумала она.

Лис почувствовала, что ужасно устала, сняла маску, плащ, прилегла на диван и забылась тревожным сном, воплощая наяву ничегонеделание собственной персоной.

Но не тут-то было... стена напротив дивана, казавшаяся невзрачной кучей хлама, ожила. Десятки старых пузатых телевизоров Sony и Zenith вспыхнули одновременно и залили полуподвал мертвенным мерцанием... информационного фарша. На экранах в бешеном ритме сменялись кадры: зернистая хроника вьетнамских джунглей, грибы ядерных взрывов, бесконечные пятна Роршаха, расплывающиеся в кровавые ошмётки, улыбающееся лицо покойного Комедианта на фоне горящего Сайгона. От какофонии из белого шума, сирен и тиканья у Лис начали ныть... зубы. И не только они.

— Добро пожаловать в реальный мир, — раздался из скрытого динамика хриплый голос, пропитанный презрением и дешёвым виски. — Ты же любишь картинки? Мы покажем тебе всё. Этот мир — большая шутка, которая заканчивается через пять минут после полуночи. Ты нацепила костюм, чтобы спастись?.. Спасать здесь некого!..

Лис зажмурилась, но свет пробивался сквозь веки, а запах... Подвал наполнился вонью мазута, протухшей китайской еды и чего-то сладковато-трупного. Из всех углов полезли крысы, с любопытством разглядывая женщину, как потенциальную добычу... потирая лапки, терпеливо ожидая, когда она ослабеет, ломаясь под грузом своего же безумия. Это было хуже пытки, страшнее побоев... Казалось, за стенами подвала нет никакого Парижа, мумми-троллей, нет книг Эко или Пратчетта, есть только бесконечная энтропия 1985 и ожидание катастрофы.

Дверь со скрежетом отворилась. Высокий мужчина  в грязной балаклаве, с татуировкой «Knot-Top» на шее сжимал канистру с бензином в руках.

— Ты что-то слишком тихая, фиолетовая, — ухмыльнулся он, а его зрачки за прорезями маски свирепо блеснули. — Немая, что ли?.. Очередная ведьма в коже, решившая поиграть в спасительницу? Ну же, скажи что-нибудь героическое, прежде чем мы превратим этот подвал в твой личный крематорий.

Ужас Лис, достигший апогея, трансформировался в бритвенно-острую ясность... дара порицания. Она медленно встала с дивана.

— Героическое? — её голос прозвучал удивительно ровно, перекрикивая шум. — Боюсь, ты перепутал жанры. Ждёшь от меня пафоса? А я вижу перед собой вторичный продукт социальной деградации. Твой нигилизм банален и не дотягивает... даже до бульварной газетёнки. Мнишь себя символом анархии?..

Бандит замер.

— Твоя маска — не вызов обществу, — продолжала женщина. — Это способ скрыть то, что за ней нет ничего, кроме страха... перед завтрашним днём. Ты даже убить меня хочешь не из убеждений, а потому что тебе не хватает воображения выдумать что-то интересное в субботу вечером. Ты ничтожен в своём злодействе. Ты — опечатка в дурном сценарии... как же ты предсказуем!

Она всё говорила и говорила, методично уничтожая его самомнение, препарируя его никчёмность с хирургической точностью Драйзера.  Мужчина замахнулся, чтобы ударить её, чтобы заткнуть этот невыносимый голос...

В этот момент железная дверь подвала, словно картонная, слетела с петель. В проёме стояла женщина в жёлто-чёрном костюме с высокой причёской, в руках — решимость, которой хватило бы, чтобы остановить часы судного дня. Один её выверенный удар — и нигилист отлетел к стене, сползая по ней бесформенной кучей.

Супергероиня обвела взглядом телевизоры, скривилась и разбила главный распределительный щит. Экранная вакханалия погасла.

— «Опечатка в дурном сценарии»? — она подошла к Лис и протянула ей руку, на её губах играла горькая ухмылка. — Неплохо. Я слышала через дверь. Знаешь, я обычно бью людей, чтобы они заткнулись, но ты... ты бьёшь словами прямо под рёбра. Я Лори, Шёлковая Тень, — сказала она. — Кажется, мы обе оказались в месте, где костюм — меньшая из наших проблем. Идём отсюда. Мне до смерти хочется выпить кофе и поговорить с кем-то, кто понимает, что этот мир — не просто комикс с плохим концом.

Женщины перешагнули через порог. Нью-Йорк встретил их ледяным дождём.

— Ну вот, — Лис поплотнее запахнула плащ, чувствуя, как дар нытья по поводу плохой погоды разворачивается во всей красе. — Мало того, что меня похитили в субботу вечером, так ещё этот город устроил мне бесплатную ингаляцию мазутом под аккомпанемент простуды. Если это — свобода, я предпочла бы пьесу Шоу.

Лори негромко хмыкнула, проходя мимо газетного киоска, где на обложках красовались заголовки о приближающемся конце света и лицо Доктора Манхэттена. Рядом мальчишка увлеченно читал комикс «Легенды Чёрной шхуны».

— У тебя талант... Большинство людей здесь кричат или молятся. А ты жалуешься так... будто у тебя есть на то законное право. Это бодрит!

— Жаловаться — это к деньгам, — хохотнула Лис. — Примета такая.

Они зашли в круглосуточную закусочную «Gunga Din's» и сели в дальнюю кабинку с ободранным красным дерматином.

— Знаешь, Лори, — Лис лениво помешивала мутную жидкость в чашке, которую официант, по иронии, назвал «кофе». — Я прочла сотни описаний трущоб и человеческих падений. Но там всегда была какая-то... структура. Мораль. А здесь? Твой мир похож на черновик. Здесь всё слишком... в лоб. Сирены, маски, ядерные грибы.

Шёлковая Тень сняла маску и устало потёрла глаза.

— Мой мир — не черновик, — тихо ответила она. — Шутка. Жестокая и несмешная. Мой... бывший друг, Джон... он видит время как единое целое. Для него мы — просто атомы, которые сталкиваются. А я... я просто дочь своей матери, которая играет роль в маскараде, пока часы судного дня тикают у меня в голове.

Лис внимательно посмотрела на неё. Она увидела в Лори не персонажа графического романа, а такую же заложницу вымысла, как и она сама.

— Мы обе в плохой компании, сестра... Одна — в плену у комикса, другая — у литературной галлюцинации.

Пять минут до полуночи. Лис зевнула.

— Кстати, сегодня суббота? Или уже вторник какого-то постапокалиптического года? Впрочем, неважно. Пока у нас есть паршивый кофе, я отказываюсь участвовать в спасении человечества... буду валяться на этом диване, пока межпространство не решит, что я слишком дорогая декорация для этого дешёвого нуара.

Они сидели одна напротив другой и улыбались в самом «неправильном» месте выдуманной вселенной. Где-то там, в глубине чёрной дыры, тлел, как уголёк, бунт Лис — невзрачный, беспощадный, бессмысленный и свободный.