limurk

– Ау?

– Я попал в ливень, – Андрей скомкал фразу в трубку. – Бери зонтик.

– У меня нет – почил в столичном мусоре накануне победы. Так можно мы с Марго зайдём к тебе на работу оставить вещи? Я наберу.

Вокзал встречал поглощающей субботней серостью-умылостью. Сиреневая разлетайка в кудрях выпала из вагона пуганной Касумкой. Дождь порывался мочить, но убоялся крепких моих кулаков и стушевался в морось.

Костинский улы… смущался, подмигивал, раскидывая нас по комнате, ораспашонивая ЛАВУ и нагружая меня в придачу – вместо Роткошиной сумки – десятком журналов к фестивалю.А стихи (отнюдь!) не обнадёживают облаками – оттягивают вниз!

Харьковская якитория выигрывает по сравнению с киевской: акционные предложения сплошь выгодные, а завтрак вполне европейский. Сырники в японской забегаловке – не комильфо, зато сытно! Аккурат в процессе эмоциональной беседы (профессионально грохочущий глас для знакомых не новость) шибко отругала по(ту?)сторонняя соседка по застолью – меня часто честят за несдержанность. Тотчас позвонил взволнованный Coast-in-sky с претензией к забродившим с нами номерам АВАЛгардного альманаха.

Подпорченное настроение я охотно подала под соусом неиссякаемой любffи к искусству, «отражению рая на земле» (вместо молитвы для склонных к патетике в комплекте с вином: «бог (или как там его?) наделяет икрой тех, на ком нет первородного греха… причастные к искусству счастливы… если мы не будем жестоки, то превратим искусство в отхожее место… вот почему Брюсов перед тем, как бросить девушку, подсовывал ей пистолет»).

Я так много не читывала вслух со времён подготовки к ноябрьской АРТбузе (тогда я регулярно репетировала в ванной). При всём недоверии и смешанности (не?)симпатий к жюри – мастеру Евгению, Леонидам Мачулину и Борозенцеву, – троих мужчин следует пожалеть: выслушивание и оценивание конкурсной на(с/п)ыщенной обстоятельной отсебятины без перерыва часа три подряд требует недюжинного мужества и самообладания не стукнуться лбом в столешницу. Да и как сравнивать – истеричных и смешнючих, пожилых (не столько по возрасту) и ребячливых, странных и строгих, исчерпывающе-милых и никому не угодных? Разве судят выцарапанное, вывороченное душевными ли фибрами, сердечными ли фильтрами? Не написанное препарируют – наблюдают индивидуумов.

День скручивался в мохнатый с колючками ком кое-как разбросанных речей, мнений, событий, ссадин.Трогательная Маргошка заглядывала в глаза, выдумывая молчанки. Сумире чувствительна… и как бы «не дремали до поры ветра в моих ногтях», я просто не сумею обидеть её (паче сердиться, если Маргариту привечают, как родную, «бывшие лучшие друзья», высылающие парламентёра выведать степень моей отстранённости и протянуть светскую индульгенцию). Некоторые эмиссары завоёвывают гран-при и выражают обиды-претензии просто потому, что бестактно заявлять параллельность существований.

Беда моя – честность! Никто из арбитров не замечал меня в упор в уголке, раскладывающую бутерброды по просьбе Костинского, – чем не повод навострить мочки?.. К тому же обсуждали… Муромскую!

Я не прожила перевоплощения на конкурсе– волнение, безатмосферность происходящего, глухота…Молить у тех, которые не дышат, глоточек воздуха?Можно ли верить Генри Миллеру наоборот: наилучший способ забыть о мужчине – превратить его в литературу?..

Чтобы разгадывать каверзные обусловленности, кто и почему становится лауреатами местечкового действа, можно не пытать организаторов, довольно проанализировать взаимоотношения. Автор «гражданской рубленой лирики» – фаворит неозвученный, но безусловный; иноградных пиитов, летами богатых, надобно поощрять;первому отстреливаться сложно, да и тёмные лошадки с нейтрально-гладко-глубокомысленными поэтекстами отмечены провидением. Остаётся избрать ненаглядную героиню, «демонстрирующую невероятный рост», и неврастеничную нелюбимицу для равновесия.Кто вообразил, что вселенная сбалансирована?..

Почему кафешники больше не вызывают во мне сокровенного трепета «утраченных иллюзий»? Компания не претерпела радикальных перемен – расширилась не худшими, напротив… Стихи взрослеют, обстоятельства отстаиваются причудливыми разводами, связи не крепнут – сминаются простынями…

Воскресное утро слипалось вареником с вишней от недосыпа. Полдень нахлынул по(э?)током – экспликацией гранд(грац?)иозной поэдуши, распадающейся в пафосно-догматичное, пост-пост-пост-модернистское… заикание, в артистичное и безыскусное, подлинное и поддельное, в польское завораживающее, в консервативно\бхохочешься… Устами неиспорченного подростка меня осудили в безнравственность:

а я всё та же преданная сука…

у ног потёртый коврик нежностью облёван…

Досталось не мне одной – самый юный участник конкурса со словами «я закохався в цей фест» от чехвостил прочих за аморальность.

Всё кончается. Хорошо или плохо – в зависимости от начала отсчёта.

Вот светловолосая барышня в метро со слегка сгорбленным носиком – прямая, чёрный сарафан в белых бантах, янтарь на шее, молодой человек с ямочками об руку… блаженная бабулька валится мне на плечо… рядом Касуми строчит

«…когда тебе кажется: сгустки набухшей тьмы

кровят и шипятся, царапают лоб и щёки…»

Непритязательной феерией – степная Керчь, гора посреди города, язычница в цветастом платье, закутанная шарфом, на жертвенном камне склонилась в закат… Не лишняя, но чужая… Время собирать не наступило?..