limurk

Невероятно спорно, невыносимо сложно писать не по следам, не по свежим ощущениям, в несогласии с прежним настроением, которое восстановить дословно не получается при всём желании, выдавливая из себя по абзацу в час. Я изменчива. Как майская гроза. Я постоянна. Как ноябрьские заморозки. И ленива. Как январский сугроб. Так и случается со мной внезапная капель — поток нелинейных фраз в бездумной попытке соединить межвременье из будущего в прошлое. А в текучем нынешнем не существует меня, в одночасье утратившей океан перспектив, выброшенной на берег задыхающимся дельфином… такой себе недохищник, отщепенец, изгнанный сородичами.

Ещё с детства я трепетно отношусь к самому бесполезному и популистскому празднику, не свободное от стереотипного восприятия существо, подводящее итоги, коллекционирующее неудачи. Год начался с тревог и нездоровой влюблённости, с Дэвида Гаррета и марша против насилия, с разрыва опостылевшей связи и соблазнительного предложения поехать в Италию. Какой креативный редактор не мечтает о крупнейшей международной ярмарке детской книги в Болонье?.. Я даже не предполагала, что моим надеждам суждено воплотиться в действительность с такой стремительностью. Впрочем, дальнейшие события обрушились грандиозным наказанием за нежданное чудо.

Как бы погрузить себя в беспрекословное оголтелое апрельское счастье, сопровождающее меня в преддверии путешествия?.. Как уловить в моём сдержанном сентябре его отголоски? И вроде бы писать у меня всегда получалось лучше, чем говорить…

Помнится, с раннего утра 31 марта выяснилось, что аэропорт Брюсселя закрыт в связи с террористической угрозой, а лететь мы должны были из Киева с пересадкой там. Я выпросила выходной четверг на сборы заведомо сложенного за пару недель чемодана (да здравствует обсессивно-компульсивное расстройство!) и выспаться, посему Женя любезно взяла на себя хлопоты по разрешению остросюжетного билетного вопроса. Ближе к вечеру выяснилось, что поезд в столицу отменяется, а летим мы из Харькова через Стамбул.

Меня провожали ужином и головной болью (я мнила её тургеневски трогательной), а в сущности… если проанализировать со скепсисом… мы маялись до глубоких двенадцати как на иголках в истерике частых звонков третьесортной актриски, присутствующей негласно в нашем полиамурном сантабарбарисе, а потом я на такси доставила фантазёрку домой, а сама махнула в аэропорт. Уже вошло в привычку, что уезжаю (да и возвращаюсь) я всегда в полной боевой готовности одиночества.

Как сочинить историю, от которой уютно становится?.. Как не раскрошить её на осколочки пронизывающим отсутствием твёрдой почвы под ногами?..

Пряничный домик встречает вафельными оконцами, дверцами чёрно-белого шоколада… манит корицей душисто-ванильного солнца и тонким фарфором, в котором мерещится сла(д/б)ость. Я так хочу заглянуть, что в ладонях зудит от намерений, чтобы на утро проснуться в объятиях облака синего. Из благодарности век не родиться решению, есть в отчуждённости гостеприимство бессилия.

Я попрала все свои обещания: создать сериал размышлизмов на инфекционные темы. Меня закружили шекспировские страсти / увольнение / зализывание ран…
Я слишком сильна, чтоб зализывать раны, слишком слаба, чтоб от них защищаться… (с)
и теперь я просто теряюсь между честностью и прощением. И всё это на фоне жажды зафиксировать в памяти страну, бесповоротно заворожившую меня.

Рано утром в пятницу мы с Женей подкрепились кофе с рогаликами и вдоволь повалялись на диване в турецком кафе на американский манер. Весь дьюти-фри без особого энтузиазма я обошла за четверть часа, утопила в унитазе телефон, разобрала его с помощью своей рассудительной теперь уже экс-коллеги и оставила сушиться в призрачной надежде на возобновление связи.

На фейсбуке можно поглядеть, какой я была, когда перестала укладывать волосы и надела смешную толстовку.

Ветер ещё переменится, сколько не верь парусам… время — упрямая мельница, и в ней мука´ — я сам.

В течение полёта в Болонью дятел панического ужаса, что мой самсунг почил дилетантской смертью, долбил мне макушку мрачными предчувствиями. В апартаментах Даниэлло, где Евгения сняла для нас забавную детскую, на меня обрушилось величайшее облегчение — мобильный благополучно ожил и даже подключился к wi-fi.

Никому не интересен чужой опыт, разве в соприкосновении с собственным… В итальянском аэропорту мы сели в автобус и добрались до центрального вокзала. Там пересадка — и наконец жилище, в котором нам предстояло обитать чуть больше недели. Нас встретил энергично жестикулирующий тонкий и звонкий Даниэллино, потешно расцеловавший обеих. Евгения Алексеевна отреагировала на него занятным образом: когда мы остались наедине, изобразила недоумение и прошептала «Он — гей! Впервые вижу живого гея!» Я, конечно, попыталась пошутить: «А работаешь ты с кем?» Но, видимо, к моей экзальтированной эксцентричности у художественного редактора сформировался крепкий иммунитет. Хотя, как показала практика, я ошибалась. Как там?..

Когда ты умираешь, тебе слушают, а не ждут своей очереди заговорить. (с) Жаль, что мои кукольные смерти не тянут на летальный исход.

Это сезонный трэш: упиваться в дождь. Я так устал за майскую непогоду. Странно родиться взрослой и год за годом ждать, что ребёнком солнечным ты придёшь…

Даниэлло любезно приготовил нам пасту с шафраном — первую полноценную трапезу за сутки. Кулинар из него, надобно сказать, выдался посредственный. Но отведать горячего после душа… пожалуй, по эмоциональной насыщенности сопоставимо с походными шедеврами инопланетянки, вкуснее которых век не видать. А самое главное, я вволю напилась прохладной газировки — это было сродни мучительному множественному оргазму.

Какими широченными глазищами я разглядывала Болонью по пути из аэропорта: цветущие пеплом розы райские яблоки, красные крыши, дышащая сумбурной древностью готика. Я влюбилась в её уютную чопорность с первого звука, вздоха, движения.

После ужина мы отправились на экскурсию в ближайший супермаркет, а потом во главе с громогласно хохочущим, беспрерывно курящим и перебегающим на красный хозяином провернули операцию по созданию дубликата ключей.

А дальше… вдоль торговой улицы via Indipendenza рванули в старый центр бродить, любоваться и есть лучшее в мире мороженое.

Вспоминая мой короткий роман с Италией в воскресный вечер в предвкушении первого рабочего понедельника за сорок четыре дня вынужденного отпуска, я стараюсь не упустить состояние беспечного восторга, с тех пор тристаписятыщ утраченное. Нет, переливать из пустого порожний кризис — занятие куда более регрессивно-продуктивное, посему избежать соблазна пожаловаться на себя самоё и перебрать детально дыры-промахи не выйдет, как ни крепись.

Я рассталась с без зазрения любимой, обожаемой, впитанной до мозга костей, желанной пять раз в неделю женщиной — самой объёмной и гордой проекцией собственного эго, с работой, значащей для меня космос. И разошлись мы по моей вине, по причине моих несостоятельности и несоответствия. Почти два с половиной года назад я размышляла, а по сеньке ли шапка… сенька опростоволосился. Сбежал тосковать. Сколько бы не стыдился признаться себе в том. Впрочем, я железобетонная, а защитные шестерёнки моей психики исправно вращаются, хоть мне и грезится иной раз съехать с катушек, но я для этой затеи чересчур трусливая и земная.

Слишком обыкновенна для неба с искрой /для лжи вне истин /, слишком нетривиальна для будней я…

Я превосходно спала на нижней полке двухэтажного кроватного сооружения, а субботним утром за салатом с моцареллой и помидорами черри, поглощая пармскую ветчину и кофе с абрикосовыми кексами, в полной мере осознала, где я.

А вот таким видом я наслаждалась, выходя на балкон наших апартаментов.

Я неисправимый топографический кретин, поэтому я загодя обзавожусь картами с подробными маршрутами, фиксирую достопримечательности и гуляю по плану.

От железнодорожной станции через парк я покорила университетскую зону, в частности via Zamboni. Как-никак университет Болоньи — старейший в Европе. Это, прежде всего, студенческий, а не туристический город: умный, толстый и пунцовый, потому что вкусный и сплошь черепично-каменный.

Счастливые часов не наблюдают у фонтана Нептуна.

Piazza Maggiore. Храм Сан Петронио с самыми большими солнечными часами в мире.

Добрых восемь часов я изучала его сердце: Piazza Maggiore с дворцами Д’Аккурсио, Подеста, Ре Энцо и Библиотекой Салаборса, дель Аркиджинназио (Анатомический Театр и Стабат Матер), Базилику Сан Доменико, Квадрилатеро, площадь Санто Стефано и Корте Изолани, две башни Ле дуэ Торри (Азинелли и Гаризенда), окно с видом на канал…

Я стойко поднялась на верхушку Азинелли — никак не меньше четырехсот девяноста восьми ступеней.

Из удовольствий гурмана — пицца с прошутто, тортеллини с сыром, шпинатом, сливками, соусом песто и… разумеется, божественное Кьянти.

Спать с Евгенией Алексеевной мы улеглись около десяти, предвкушая грядущую Флоренцию.

Поезд у нас был ранний, мы чинно прошествовали по тёмным узеньким улочкам, выпили в крошечном кафе латте макиато и через час были на месте.

По плану вначале мы покорили Уффици / must have /, к тому же, абсолютно бесплатно —выдался эксклюзивный седьмой день недели.

Арно плещется у ног.

На фейсбуке можно поглядеть на Уффици собственной персоной, узреть Ботичелли и других.

Я умудрилась поймать за хвост ускользающий wi-fi и писала фантазёрке восторженные сообщения. Я, скорее, равнодушна к мастерам классической школы, да и мои скромные познания в живописи оставляют желать лучшего, но Боттичелли… абсолютная чистота линий и сверхъестественное сияние полотен! Это следовало увидеть, осязать, осмыслить.

Конечно, я не могла не заблудиться. Но Евгения Алексеевна, к счастью, отменно ориентируется на местности в любом художественном музее, как-никак по статусу положено… поэтому она разыскала меня, и мы вместе направились к старинному Понте Веккьо мимо бегущих марафон разношёрстных / точнее, разномайковых/ спортсменов.

Там мы расстались, и я занялась исследованием… вот ума не приложу, правого или левого берега?.. но противоположного.

И масса открыточных видов, Палаццо-Питти, набережная и бесцельные бродилки...

Ёлки, ощущаю себя винтиком на фабрике фрунзе. Вот с лихвой я себя наказала за горячность, эмоциональную нестабильность и… высокомерие?.. Которого, по словам инопланетянки, мне как раз не хватает. Как заглушить этот непрекращающийся внутренний диалог?.. Я никак не могу оставить позади школу, признать, что это не повторится.
Кто взаперти меня держит, скажи на милость?..
В лету монетой лето моё скатилась…

Ещё в первый день по старому календарю, на пятьдесят пятые сутки со дня рождения Гитлера, мне казалось, что я вздохнула спокойно: все утратили интерес к моей персоне, да и к моему живому журналу, предоставив мне сколь угодно копаться в кишках собственной песочницы.

Я неискренняя лицемерка, откровенная только со своим дневником, да и то… серединка на половинку. Меня называли милой, прежде — успешной и самодостаточной, после — лучшей. Ни один из перечисленных эпитетов не отвечает истине даже на сотую.

Ну что? Очередная больная тема для пережёвывания?..

Кризис жанра раздавленной самооценки или как научиться просыпаться по утрам?.. Меня интересует перечень эффективных средств в борьбе с тревогой / скукой и ощущением собственной ущербности / магифрению и шизотерику не предлагать /.

Я могу вывалить в свою жужу семь вагонов гнетущей околесицы самопровозглашённого печального клоуна и не поумнеть ни на йоту. Но я никогда, пожалуй, не сумею вывернуть наизнанку свой самый оголтелый страх. Разбить стекло вдребезги и, шагая по нему, уйти в закат?.. Отменное решение! В моём пока ещё не пушистом виске бьётся паника: не-воз-мож/душ-но. Худшая из перспектив – обесценивание желаний. Отсутствие радости. Агедония. Уже по другому мосту я вернулась к собору Санта-Мария-дель-Фьоре и купила общий входной билет. Впрочем, времени на посещение всех тридцати трёх... ой, пять удовольствий мне всё равно не хватило — туристов столплтворение и громадьЁ.

Поблизости от жемчужина мирового зодчества.

Посему я выбрала два: баптистерий / вот упорно ассоциируется у меня с баптистами, честное слово / и колокольню. Я терпеливо выстояла в очереди два часа под палящим солнцем, чтобы одолеть четыреста четырнадцать ступеней и полюбоваться куполом.

С колокольни Джотто на площади Дуомо. И прочими достопримечательностями.

Изрядно проголодавшись, я покорила Mercato Centrale, где засела часа на полторы со скучным бутербродом, ибо ноги гудели бесперебойно. Не обошлось без флорентийских книжных магазинов. Я посетила три или даже четыре, сдаётся мне.

Уже в вечерних сумерках мы вернулись в Болонью. А в сухом остатке мне грезилось, что я побывала в красивейшем городе на земле. Я ошибалась.