limurk

Быть или не быть честным? Поиски истины – дело какое-то бестолковое и, сдаётся мне, неблагодарное. Я не люблю врать. Воробышек, к слову, нередко повторяет: правду говорить легко и приятно. А она есть – правда? Меня уже не удовлетворяет ответ: у каждого своя. Подобная реплика никого не обижает, но и ничегошеньки не привносит в сухом остатке кроме совершенного равнодушия с тотальными вавилонами.

Я с самого начала отдавала себе отчёт, что дальше первого тура в чугуевском слэме мне не пройти. Вряд ли меня бы продвинула сколько-нибудь вперёд «тонкая выходка». Впрочем, было бы уместно улечься на сцену в позе трупа со словами «в Какенгадене суразно оголтел мартышкин фаллос» – точно концептуальнее прочтения виршей.

Лариса Кожина когда-то с неподдельным душевнейшим энтузиазмом побуждала меня к осуществлению собственной драматической программы под девизом: мои стихи – это бред. Я, признаться, пока не созрела даже для коротенького целостного монолога. Нет-нет, мне не слабо вытворить нечто разудалое – прецеденты имеются! Убедившись, что открытость сродни скандалу, а экспрессия и эпатаж трактуются извне, как легкомыслие и поверхностность, я постепенно склоняюсь к исконности, драпировкам и тупиковому консерватизму. Топлес я с удовольствием предпочла бы чадру – как для женщин, так и для мужчин. Может, я ошибочно полагаю, что концентрация внимания на внутренних особенностях личности увеличилась бы…

Ал и Оэри, к примеру, высказывают маловразумительный – для меня – творческий протест, любопытный, но в течение наблюдаемого периода неизменный, актуальный – субъективно – в парно-элитарной поэтусовке Ала и Оэри. Вне движения экстравагантный посыл чахнет, а любая импровизация хороша на фоне глубочайшего проникновения в невесомость. Накопление святящегося шара – процесс длительный, неторопливый, требующий непрерывных напряжённых усилий. Ну и, конечно, гениальности. Последнее, вообще, самое спорное среди всего, что можно придумать.

Местечковые и глобальные – многоуровневые, широко известные в узких кругах, растиражированные, насколько возможно, – поэтические фестивали мало отличаются друг от друга. Повсюду приятственные компании соседствуют с безыскусным формализмом, сеансы самолюбования перемежаются пофигистическими расшатываниями вправо-влево изрядно наконьяченных голов. Организаторы, нахмурив брови, умышленно сторонятся детища – то ли мнят себя выдающимися серыми кардиналами, то ли пытаются превратить призрачную дистанцию в мощное средство влияния. В худшем случае, кукловоды становятся своенравными детишками, передвигающими фигурки с места на место, искренне недоумевая, отчего живые игрушки проявляют редкостную несговорчивость, несобранность, несдержанность, своеволие и непослушание: мол, поэты – сущие юродивые.

Самое волнующее и лакомое событие поездки в Чугуев – отнюдь не посещение галереи современной живописи и прогулки вокруг да около музея Репина, а уютные посиделки вдвоём с Петрушей во дворике с кофе и бутербродами под непредсказуемым небом.

Из открытий, чреватых мурашками, могу выделить артистичное из ряда вон, испытующее и рельефное чтение Яськи Дрозд. На этой благопристойной и тёплой ноте разрешаю себе откланяться.