limurk

Отпуск закончился. Это словосочетание с привкусом уныния и несбывшихся обещаний звучало как грохот захлопнувшейся двери... за полным фейерверков, маяков, сюрпризов и приключений межпространством. Лис вернулась на работу, в отдел овощей и фруктов в супермаркете. В стерильном, флуоресцентном свете лампы дневного света она чувствовала себя изгнанной из скандинавского эпоса валькирией, приговорённой к вечному раскладыванию томатов и мандаринов. Впрочем, больше бед на квадратный метр приносили ей картофель, бананы, капуста и вечно чумазые ящики с салатом и кольраби. Её должность только называлось красиво Verkäuferin, а по сути... ей перепоручали, большей частью, обязанности грузчицы и уборщицы. Она ненавидела эту работу лютой, метафизической и диалектической ненавистью, как философской, так и вполне бытовой: за вечно ноющую поясницу, столпотворение не слишком дружелюбных людей в поисках скидок и выгодных предложений, за бесконечные придирки и противоречивые требования. После каждой смены она уставала так, словно со стопкой энциклопедий в кожаных переплётах на плечах пешком пересекала бесконечную пустыню.

Погода в конце ноября была так же неумолима, как и работа. На юге Германии, где воздух ещё недавно был чист и звонок, а близлежащее Боденское озеро дарило ощущение простора, всё радикально поменялось. Дождь шёл непрерывно, не прекращался, не ослабевал, лился густым потоком слёз, который в конце концов и погубил Макондо. Планета, казалось, забыла, как перестать плакать, рыдать, реветь во весь голос. Вода проникала в каждую щель, впадину, мысль.

Лис жила в небольшом, но симпатичном городке башен и крепостных ворот, который в любое другое время года вполне годился в декорации к средневековой легенде. Старинные, кривоватые фахверковые дома теснились на узких улочках, храня истории о гильдиях и купцах. На холме стоял крошечный замок. Главную площадь венчала ратуша, а за ней высилась белая башня.

Нынче все эти изящные архитектурные изыски раздражали женщину. От на(с/п)ыщенной пряничности, ухоженности, причёсанности хотелось рвать и метать... как узнице в расписанной фресками и украшенной помпезной позолотой тюрьме.

Лис смотрела в окно. Капли на стекле сливались в струйки и тонкими змейками соскальзывали вниз. В муми-доме в конце ноября пусто... равно как в душе. Сны удручали не меньше действительности: пару ночей подряд Лис нервно вампирствовала, пожирая в наказание преступников. Над всем этим хохотал без устали вылепленный из снега с лицом вышитым белым бисером святой Николай.

Новый шанс на лучшие перспективы, похоже, ускользал, разлагаясь гниющей сердцевиной плода. Призрачное, почти мифологическое обещание новой работы в кондитерской, пахнущее корицей, ванилью, марципаном и спасением от тяжёлых ящиков, с пятнадцатого января с каждым днём всё больше рассеивалось невнятными завтраками. Подписание контракта, манифеста о свободе, откладывалось на неопределённый срок. На пути крепостью выросла... то ли непреодолимые бюрократия и волокита, то ли банальные отсутствие здравого смысла, недоверие и негласные дискриминационные практики.

Потенциальные работодатель и работодательница, милая супружеская пара, люди, выпекающие концентрированное счастье из сахара и масла, создающие конфеты из дюжины волшебных ингредиентов, вдруг проявили достойную инквизиторов подозрительность. Вид на жительство Лис смутил их. Они потребовали от неё невозможного — доказательства от ведомства по делам иностранных граждан(ок), что он действителен, а разрешение на работу неоспоримо.

— Они всерьёз полагают, — вслух саркастически размышляла Лис, откладывая в сторону пожухлый салат-латук, — что у каждой благонамеренной эмигрантки есть личный, приставленный к ней инспектор, встречи с которым назначаются каждый месяц, как у условно досрочно освобождённых за хорошее поведение?.. Или что он по первому требованию выдаёт справки о том, что я не верблюд?.. И как да почему я вообще работаю уже более двух лет, плачу налоги и имею медицинскую страховку, если, по их логике, мои документы... фальшивые? Неужели я обманываю государство, супермаркет и всю систему, а они... первые, кто это заметил?

Проблема заключалась в самой структуре немецкой реальности. Вид на жительство Лис был трижды продлён автоматически — по законам, специально принятым для того, чтобы максимально снизить нагрузку на чиновников. Чиновники, в свою очередь, отказывались давать любые дополнительные подтверждения, ссылаясь на соответствующие законы. Женщина отправила в кондитерскую ссылки на тексты законов, но этого оказалось недостаточно.

А запрос свидетельства медицинского страхования?..

— Карты страховой компании не достаточно! — заявили ей. — Необходима официальная бумага.

Новая эпопея. Запрос отправлен, но Лис знала: бюрократия не торопится, а медленно дрейфует, как ледник. Злость росла снежным комом внутри.

«Они просто ищут предлог, — заключила женщина. — Я, видите ли, всё это выдумала. И законы об автоматическом продлении вида на жительство, чтобы не напрягать миграционную службу, я тоже, должно быть, сама написала и отправила в Бундестаг! И моя страховая касса — это тоже вымысел! Всё это, чтобы получить срочный контракт на год... за минимальную оплату в час плюс один евро?..»

Шальная мысль о том, что нужно самой разорвать этот замкнутый круг и отказаться от работы, если в ближайшие дни вопрос не разрешится (а как это возможно, если вероятность, что Ausländerbehörde даст вразумительный ответ на запрос по e-mail собственников кондитерской, стремится к нулю... в Германии любая структура имеет чёрный пояс по игнорированию), начала принимать форму печальной необходимости. Досадно, горько, но ничего не попишешь.

Всю рабочую неделю Лис жила в предвкушении субботы, как ожидающий редкого затмения астроном. Последняя суббота ноября. Дата, когда реальность трескалась, позволяя сбежать.

Вечерняя смена закончилась. Снаружи было темно, слякотно и уныло. Лис стояла на автобусной остановке, прислонившись к холодному столбу. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Следуя привычному ритуалу, нашупала занавеску, отодвинула её влево, сделала шаг... и тотчас оказалась в ватной, глубокой, морозной тишине. Её встретил рассеянный, синий полумрак северной осени и высокие окна. Пахло морем и прелой листвой.

Женщина обнаружила себя стоящей в прихожей — просторной, с добротными деревянными панелями. На ней больше не было уродливой рабочей униформы. Она уютно тонула в свободном шерстяном джемпере крупной вязки цвета мха, длинной клетчатой юбке и стильных замшевых ботинках, натянутых сверху на полосатые разноцветные гольфы.

Лис поднялась на второй этаж. Круглый дом уютно обволакивал, полный странных уголков, лестниц и комнат. На каждом шагу ей мерещились следы недавнего поспешного... отсутствия. В гостиной царил порядок. На столе, где обычно сумбурно возлежали карты и морские раковины, стояла единственная чашка с недопитым кофе. В библиотеке некоторые полки в шкафах тоскливо опустели. Должно быть, обитатели уехали не навсегда, отправились в путешествие на маяк, прихватив самое необходимое. Отсутствие было таким плотным, казалось, его можно было потрогать. Под самой крышей находилась спальня Муми-тролля. На подушке лежала морская галька; окно, несмотря на холод, было приоткрыто, чтобы впустить свежий воздух. В доме царила настоянная на ностальгии тишина.

Лис прошла на безупречно чистую кухню. Слабый, едва уловимый аромат печенья, испечённого, возможно, Филифьонкой, витал вокруг. Женщина прикоснулась к остывшей печи. Здесь никому ничего не нужно было доказывать.

— Вот ты где! — раздался позади неё знакомый звонкий голос. — Бродишь, как привидение?..

— Ты какими судьбами тут? — обернулась Лис.

Скрестив на груди руки, в дверном проёме стояла Суббота, свежая, сияющая, по-французски изысканная и безусловно прекрасная.

— Ты мне скажи... я же твоё альтер эго. Прихожу, появляюсь, материализуюсь, когда тебе это по-настоящему нужно. Даже если ты этого не осознаёшь. К слову, я читала твои истории... они весьма недурно структурированы.

— Надеюсь, это комплимент. Полагаю, важно не оставлять открытых вопросов. К сожалению, мне не всегда удаётся разрешить интригу способом, который мне по душе. Хотя... чем больше я знаю, тем значительнее континуум неосмысленного. Почему мы, я и Дженни, попали в межпространство? Какие оно преследует цели?.. В чём смысл библиотеки? Отчего реальность истончается только по субботам?

— Ты рассуждаешь, как взрослая... тебе надобно начало, конец, причину и следствие. А как вы впервые сюда попали?

Лис пожала плечами, прошла в гостиную и присела на краешек кресла Муми-папы.

— Этого не должно было случиться, но произошло. Не было ни логической двери, ни магического портала, ни древней карты... я, измученная бессмысленным необлагораживающим человека трудом вприкуску с хандрой, читала, — женщина потёрла лоб. — Реальность вдруг стала... рыхлой. Помню, как сквозь обложку романа начала проступать иная... мозаика... научной станции с двумя названиями Новый Гельмерсберг и... Ангел Европы. Это был не взрыв и не вспышка, плавное перетекание, как смешивание акварели на мокрой бумаге. Просто в один момент стены стали другими. Чересчур просто. Испугалась ли я?.. Отнюдь! Помнится, мне стало чертовски любопытно. Я ощущала себя... новаторкой, первопроходицей иллюзий.

Лис целиком погрузилась в воспоминания. Перед её глазами возникла высокотехнологичная исследовательская база в экстремальных условиях. Она представляла собой компактный, изолированный и самоуправляемый аванпост, спроектированный для минимального контакта с враждебной окружающей средой, и состояла из нескольких герметичных, модульных, цилиндрических секций, соединённых короткими шлюзами. Модули были покрыты толстым слоем изоляции и защиты от радиации Юпитера и микрометеоритов.

Лишённая излишеств станция была выкрашена в оранжевый и пунцовый, чтобы выделяться на фоне белоснежного льда Европы. Главный вход представлял собой многоступенчатый шлюз, предназначенный для дезактивации и сброса давления. Самым важным, разумеется, был подлёдный доступ для научной работы в океане. Рядом находилась массивная буровая установка, прорезающая многокилометровую толщу льда, — постоянно гудящее и вибрирующее сердце миссии.

Внутри располагалась вертикальная шахта, ведущая вниз, — единственный путь в неизведанный океан, а на границе льда и воды — база для подводных аппаратов и герметичная капсула для исследовательниц.

Интерьеры были наполнены экранами, датчиками, мигающими индикаторами и картами-схемами. Здесь техника доминировала над человеческим комфортом. Крошечные, бронированные из-за радиации окна не могли служить источником информации о внешнем мире. Изображение льда и тёмных, непроглядных глубин океана передавали мониторы. Там, в подлёдном океане обитали сифонофоры, полупрозрачные, колоколообразные организмы, пульсирующие в холодной воде.

У одного из мониторов Лис обнаружила Дженни, пытливо наблюдающую за медузами. Она не выглядела растерянной или охваченной страхом, разве что... несколько удивлённой.

— Ты тоже здесь? — как ни в чём не бывало, подмигнула она подруге, покачивая короткими кудряшками. — Какими судьбами?.. Есть гипотезы, почему, как, зачем мы тут?..

— Ни единой! Но кто я такая, чтобы с энтузиазмом не встретить новое приключение? — рассмеялась Лис.

Соседний монитор издал протяжный звук. От неожиданности женщины вздрогнули и повернулись к нему. На экране появилось сообщение: «Добро пожаловать в межпространство литературного вымысла, доступное только по субботам! Чтобы попасть внутрь, нужно сосредоточиться, зажмуриться, протянуть руку вперёд, нащупать бархатную занавеску, отодвинуть влево и шагнуть вперёд. Чтобы вернуться домой, достаточно отдёрнуть занавеску вправо. Приятного путешествия!»

...Суббота слушала с насмешливым интересом, наклонив голову. Она обошла стол и остановилась напротив Лис.

— Ключом к межпространству стала критическая масса твоей меланхолии, замешанная на литературе?.. Занятно. Ты знаешь, я прохладно отношусь к большинству произведений научной и любой другой фантастики. Но наши блуждания в Плоском мире меня неожиданно примирили с жанром. Прежде мне казалось... с ним что-то не то. Сама подумай... предположим, школа для будущих волшебников/ниц с опасными правилами. Нелогичные ситуации, вымышленные детские игры вроде бейсбола на метле. Абсурдный подсчёт баллов. Бред сивой кобылы! Но после нашей охоты за концами истории я поняла, что на многие романы смотрю... как на написанные взрослыми для взрослых, а не, например, рассказанные детьми. Я ожидаю строгих причинно-следственных связей, стройной логики. Но вымысел, полагаю, следует рассматривать с точки зрения ребёнка, которому в мире многое может быть непонятно, неочевидно, неясно. Он как будто рассматривает всё сквозь призму мифа, ритуала или головоломки. Вот так... и точка. Без пояснений. Нужно поверить, ибо... понять, объяснить, доказать или проверить не получается. А ты ищешь связи, закономерности, предпосылки. Не выйдет. Просто так получилось, потому что небо сегодня розовое с фиолетовыми прожилками.

— Я рассуждаю, как... писательница. Прелесть литературы для меня в чёткой системе замысла. Я не согласна с тобой. Фантастические романы перенасыщены логикой, но своеобразной. События, характеры, приключения обоснованы, встроены в единый алгоритм с аллюзиями к реальным явлениям. Разумеется, требовать от фантазии соответствия действительности странно, как и от литературы, в целом. Любые закономерности и правила — воля божья... конечно, зачёркнуто! Авторская. Авторская воля! Любое литературное произведение, читаемое, известное, всё равно остаётся стройным в своём замысле. Все... потому что гладиолус, я так решила, поток сознания и обрывочное повествование... всё имеет смысл, внутреннюю логику и связность. Это может быть игрой и апелляцией к детству, может требовать от читальницы сотворчества, но в том и чудо... в том ключевое отличие от реального мира, что искусство так или иначе упорядочивает хаос, даёт ответы на возникающие по ходу вопросы, а если нет... тоже по какой-то отчётливой причине, с некой целью. Даже если последняя — озадачить и оставить ни с чем. Меня завораживают, в сущности, языки и тексты, потому что это система, точно такая же абстрактная, волнующая и гибкая, как математика, а в реальности меня обескураживает бессистемность. Язык и текст — моё убежище. Я никогда не отдам их хаосу.

— Может и так. Но безыскусное восприятие фантазии возможно только изнутри играющего, свободного ребёнка. Как ты видишь хаос? Как синоним бессвязности? Но подобие, классификацию, закономерности можно отыскать всюду. Думаю, хаос — необнаруженный ещё порядок.

— Любопытная мысль. И обнадёживающая для аутистки. Но нет!

— Смотри... я потрясена, я восхищена физикой! Случается, нечто, что сдаётся отсутствием материи, оказывается материей, подчиняющейся ещё не сформулированным законам. Причины и следствия долго не сходятся в одну точку, напротив, кажутся немыслимо удалёнными друг от друга, но потом...

— Всё так. Но людское поведение далеко от физики. Я, впрочем, иной раз думаю, от философии тоже... Люди — существа беспорядочные, иррациональные. Да и сам мир, скорее, — нелинейная и синергетическая система, хаотичная, с отдельными... точками упорядоченности.

— Я в восторге, что отстаиваю порядок, а не хаос, — расхохоталась Суббота. — В этом есть что-то противоестественное. Может, прогуляемся? Что скажешь? Только сначала надобно сварить кофе, найти термос и... уверена, где-то есть сыр. Догадываешься, зачем? — женщина вернулась на кухню и захлопотала, открывая дверцы шкафов и холодильника. — Отлично, вот бри и камамбер, подсохший грана падана тоже сгодится. И гауда... Кофе будем пить. А сыр разделим на ломтики. План такой... размягчаем мироустройство. Оно слишком жёсткое, устоявшееся, всё сплошь в правилах, как в колючей проволоке, скользит по рельсам привычного. Тебе нужна новая работа, романтическая история... не возражай! Новые контакты, горизонты, перспективы, ориентиры. И тебя останавливает... косность космоса. Мир — сер, я — сыр... то есть наоборот, мир — сыр, я — сэр... от слова сырой, можно лепить всё, что душе вздумается. Напомним ему об этом. Это роль первого кусочка. Его мы бросим в небо, чтобы усырить. Вернувшись на землю, он усырит и её тоже. Отыщем море, чтобы сырость мира размокла окончательно. Дальше вороны. Второй кусочек я пошлю вороне. Ты же помнишь, кто послал вороне кусочек сыра? Это я, — она азартно поклонилась и приосанилась. — Третий кусочек придётся съесть тебе, тебя тоже не помешало бы размягчить. Одним словом, будем носиться по окрестностям и кидаться едой. Как ёжик с фрикадельками. Однажды вечером я искала ежей с полными карманами фрикаделек — раздетых пельменей... и бросала их в ёжиков, а потом бегала и отковыривала... застряли же!..