Уханье филина
Feb. 5th, 2022 10:13 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
limurkК чему приводит кризис среднего возраста? В моём случае… к появлению новых профессиональных ориентиров и смене угла зрения. К поиску себя на минном поле переводов и работы с текстами, потому что единственным поддерживающим гамаком остаётся удовольствие от процесса в отсутствии результата. Океан фриланса оказывается совсем не бурным и захватывающим, а штиль нервного ожидания с редкими волнами увлекательного погружения в статьи и книги изматывает.
Я не сидела без работы совсем, но и зарабатывала от случая к случаю, теряя надежду в отсутствии гарантий. Поэтому согласилась на заведомо плохое предложение в бюро переводов.
На интервью я приехала вовремя, но меня заставили ждать возле лифта (даже не в офисе) минут пятнадцать, наверное. В качестве тестового предложили перевести какой-то ну очень weird document, предположительно российский паспорт на английском языке, а перевод записать ручкой на бумаге (назад в будущее?), в процессе задавали типичные вопросы о моём опыте.
Офис производил, скорее, унылое впечатление, довольно безликий, но без драматичных нелепостей и очевидного дискомфорта. Интервью скомкали, похоже, в потоке собеседований HR специалистка не трудилась уделять много внимания кандидаткам. Оплата труда предполагалась сдельная, по факту выполненных переводов, ставка за страницу мизерная (с рынком я знакома), к слову, неважно, с иностранного языка или на английский переводить — стоимость в обоих случаях установили одинаковую.
В вакансии была указана недостижимая зарплата (обман на входе?), но и предположительно реалистичная, по мнению HR, тоже оказалась, по факту, недостижимой.
Специфика работы вполне предполагала удалённое сотрудничество, но почему-то требовалось присутствие в офисе пять дней в неделю с девяти до шести. Я отдавала себе отчёт, что это не работа мечты, а, скорее, фабрика фрунзе (о ней я когда-нибудь напишу, если моей внутренней зажигалке хватит грандиозности), но становится хоть на какие-то ноги мне нужно было в срочном порядке.
26 апреля начался мой профессиональный путь в «Филине» в качестве переводчицы. На неудобном стуле, с компьютером, отчаянно тормозившим, с окном за спиной и экраном, в который приходилось прищуриваться (избыток солнечного света и отсутствие штор).
Комфортным стулом я вскоре обзавелась (после ухода коллеги, собственно, меня наняли вместо неё). Системный администратор совершил ритуальное ускорение windows, а жалюзи повесили, по-моему, в июле, когда жара достигла маниакальных масштабов. Кондиционер тогда периодически выключали, поскольку в соседней комнате мерзли sales managers.
Из плюсов нас баловали натуральным кофе, но он заканчивался аккурат в середине месяца. В целях экономии покупали его нечасто.
Отношения между сотрудниками и сотрудницами я бы охарактеризовала, как вежливые, адекватно прохладные, неназойливые и дружелюбные (за редким исключением). Система как-то работала, людей было, на мой вкус, неоправданно много (а проектов на перевод мало), менторства и поддержки я не ощущала, перспектив и продвижения не видела, как и интересных задач, но изнуряющего контроля и хаотичного управления тоже не наблюдала, кроме периодических истерик на предмет опозданий (не моих) и правил очерёдности приёма пищи.
Для того, чтобы заработать хотя бы двадцать евро в день, нужно было переводить на меньше тридцати (а лучше сорока) страниц. Поначалу это казалось нереальным. Требования к внимательности, при этом, были запредельные, за ошибки грозили рекламациями и штрафами, исходники предоставляли сомнительного качества, не говоря уже о содержании. Всевозможные свидетельства, доверенности, сертификаты, военные билеты и банковские выписки и так до луны о обратно. А вишенкой на торте — российские паспорта.
В стране, воюющей с шизофреническим соседом, в мегаполисе на границе, сотрудничала с РФ маленькая компания мужчины с ничего не выражающим лицом, неуёмными амбициями и тяжёлым характером (по рассказам исполнительного руководства) и как будто загнанными монотонной, изнурительной погоней за летучим голландцем недосягаемых продаж людьми. Целый отдел занимался поиском клиентов в стане врага.
Мне пришлось заткнуть своё возмущение поглубже, выдыхать, вставать в шесть утра и отправляться в самую гущу повторяющейся рутины десятков типовых документов и уставших лиц. Претензий в связи с некорректной транслитерацией фамилий. Неразборчивых медицинских справок. Неправильного пересчёта количества символов и страниц, когда моё и так весьма скромное вознаграждение пытались сократить до минимального (доказывать, что я не верблюд, было эмоционально затратно и чревато неприглядными выпадами «не нравится оплата, сейчас пересчитаю в два раза меньше»).
Если вам не нравится место, которое вы занимаете, смените его. Вы же не дерево. Звучит разумно, но в силу жизненных обстоятельств я вынуждена была терпеть, а на поиски лучшего варианта у меня не хватало сил, энергии и ресурсов.
Я сумела развить скорость. И даже получить бонус сотрудницы месяца в виде сертификата на покупку суши.
Но проекты поступали неравномерно. Часами я сидела без работы (это были неоплачиваемые часы), бесилась от бессилия и бесперспективности пребывания на этой плантации бессмысленного пережевывания скучных бумажек.
В августе я не выдержала и перешла на удалённый формат, чтобы иметь возможность брать дополнительные переводы от сторонних заказчиков. «Филин» почти не обеспечивал работой, иной раз за день удавалось заработать не больше трёх долларов (я оставалась в штате, но это не давало никаких преимуществ).
В сентябре на Журавлевке собирали корпоративный пикник. Само собой, в субботу, выходной. HR давила на меня, чтобы я приехала, нельзя, неловко, некрасиво «обижать собственника, он же оплачивает действо». Разумеется, будет плакать горючими слезами и топать ножкой. Я вежливо сослалась на приезд родителей и никуда не пошла. Добровольно-принудительным развлечениям нет места в моей картине мира.
Я склонялась к увольнению и в какой-то момент добрела до точки невозврата, когда смогла себе его позволить. Накануне произошёл конфликт. Мне на перевод пришёл внушительный пакет документов, страниц на тридцать, который почему-то посчитали на существенно меньшую сумму (добиться справедливости не удалось, большую часть материалов посчитали шаблонными, хотя они таковыми не были, переводить приходилось с нуля). Я перевела девять документов из десяти, а на военном билете застряла. Он оказался нетипичным и непривычно раздутым на пятнадцать разворотов с многочисленными записями.
Я работала больше десяти часов, чтобы заработать двенадцать долларов или около того. И на военном билете меня заклинило. За полтора доллара я не готова была потратить ещё три, четыре часа на монотонное, бестолковое рисование таблиц и поиск милитаристских терминов.
Я прикрепила девять переведенных документов из десяти, объяснила менеджерке ситуацию и полностью отказалась от гонорара, взяла ответственность, так сказать. В ответ поступили упрёки, вопли, жалобы, что с внештатными переводчицами другая маржинальная прибыль (значительно меньше, как удобно использовать рабский труд!). С другой стороны, я мысленно поблагодарила себя за навык отказываться и завершать, если становится невыносимо и сверхзатратно.
В тот же день я сообщила об уходе. Отпустили меня сразу со словами «уговаривать остаться не станем». За отсутствие рекламаций к зарплате полагалась десятипроцентная премия, но мне её не выплатили.
Так бесславно закончилась моя попытка поднабраться живого опыта в бюро переводов, которая ничего общего не имела с творчеством, развитием полезных навыков и вокабуляра. Так тоже бывает. Рабство и деградация двадцать первого столетия. Мы все умрём.
Я не сидела без работы совсем, но и зарабатывала от случая к случаю, теряя надежду в отсутствии гарантий. Поэтому согласилась на заведомо плохое предложение в бюро переводов.
На интервью я приехала вовремя, но меня заставили ждать возле лифта (даже не в офисе) минут пятнадцать, наверное. В качестве тестового предложили перевести какой-то ну очень weird document, предположительно российский паспорт на английском языке, а перевод записать ручкой на бумаге (назад в будущее?), в процессе задавали типичные вопросы о моём опыте.
Офис производил, скорее, унылое впечатление, довольно безликий, но без драматичных нелепостей и очевидного дискомфорта. Интервью скомкали, похоже, в потоке собеседований HR специалистка не трудилась уделять много внимания кандидаткам. Оплата труда предполагалась сдельная, по факту выполненных переводов, ставка за страницу мизерная (с рынком я знакома), к слову, неважно, с иностранного языка или на английский переводить — стоимость в обоих случаях установили одинаковую.
В вакансии была указана недостижимая зарплата (обман на входе?), но и предположительно реалистичная, по мнению HR, тоже оказалась, по факту, недостижимой.
Специфика работы вполне предполагала удалённое сотрудничество, но почему-то требовалось присутствие в офисе пять дней в неделю с девяти до шести. Я отдавала себе отчёт, что это не работа мечты, а, скорее, фабрика фрунзе (о ней я когда-нибудь напишу, если моей внутренней зажигалке хватит грандиозности), но становится хоть на какие-то ноги мне нужно было в срочном порядке.
26 апреля начался мой профессиональный путь в «Филине» в качестве переводчицы. На неудобном стуле, с компьютером, отчаянно тормозившим, с окном за спиной и экраном, в который приходилось прищуриваться (избыток солнечного света и отсутствие штор).
Комфортным стулом я вскоре обзавелась (после ухода коллеги, собственно, меня наняли вместо неё). Системный администратор совершил ритуальное ускорение windows, а жалюзи повесили, по-моему, в июле, когда жара достигла маниакальных масштабов. Кондиционер тогда периодически выключали, поскольку в соседней комнате мерзли sales managers.
Из плюсов нас баловали натуральным кофе, но он заканчивался аккурат в середине месяца. В целях экономии покупали его нечасто.
Отношения между сотрудниками и сотрудницами я бы охарактеризовала, как вежливые, адекватно прохладные, неназойливые и дружелюбные (за редким исключением). Система как-то работала, людей было, на мой вкус, неоправданно много (а проектов на перевод мало), менторства и поддержки я не ощущала, перспектив и продвижения не видела, как и интересных задач, но изнуряющего контроля и хаотичного управления тоже не наблюдала, кроме периодических истерик на предмет опозданий (не моих) и правил очерёдности приёма пищи.
Для того, чтобы заработать хотя бы двадцать евро в день, нужно было переводить на меньше тридцати (а лучше сорока) страниц. Поначалу это казалось нереальным. Требования к внимательности, при этом, были запредельные, за ошибки грозили рекламациями и штрафами, исходники предоставляли сомнительного качества, не говоря уже о содержании. Всевозможные свидетельства, доверенности, сертификаты, военные билеты и банковские выписки и так до луны о обратно. А вишенкой на торте — российские паспорта.
В стране, воюющей с шизофреническим соседом, в мегаполисе на границе, сотрудничала с РФ маленькая компания мужчины с ничего не выражающим лицом, неуёмными амбициями и тяжёлым характером (по рассказам исполнительного руководства) и как будто загнанными монотонной, изнурительной погоней за летучим голландцем недосягаемых продаж людьми. Целый отдел занимался поиском клиентов в стане врага.
Мне пришлось заткнуть своё возмущение поглубже, выдыхать, вставать в шесть утра и отправляться в самую гущу повторяющейся рутины десятков типовых документов и уставших лиц. Претензий в связи с некорректной транслитерацией фамилий. Неразборчивых медицинских справок. Неправильного пересчёта количества символов и страниц, когда моё и так весьма скромное вознаграждение пытались сократить до минимального (доказывать, что я не верблюд, было эмоционально затратно и чревато неприглядными выпадами «не нравится оплата, сейчас пересчитаю в два раза меньше»).
Если вам не нравится место, которое вы занимаете, смените его. Вы же не дерево. Звучит разумно, но в силу жизненных обстоятельств я вынуждена была терпеть, а на поиски лучшего варианта у меня не хватало сил, энергии и ресурсов.
Я сумела развить скорость. И даже получить бонус сотрудницы месяца в виде сертификата на покупку суши.
Но проекты поступали неравномерно. Часами я сидела без работы (это были неоплачиваемые часы), бесилась от бессилия и бесперспективности пребывания на этой плантации бессмысленного пережевывания скучных бумажек.
В августе я не выдержала и перешла на удалённый формат, чтобы иметь возможность брать дополнительные переводы от сторонних заказчиков. «Филин» почти не обеспечивал работой, иной раз за день удавалось заработать не больше трёх долларов (я оставалась в штате, но это не давало никаких преимуществ).
В сентябре на Журавлевке собирали корпоративный пикник. Само собой, в субботу, выходной. HR давила на меня, чтобы я приехала, нельзя, неловко, некрасиво «обижать собственника, он же оплачивает действо». Разумеется, будет плакать горючими слезами и топать ножкой. Я вежливо сослалась на приезд родителей и никуда не пошла. Добровольно-принудительным развлечениям нет места в моей картине мира.
Я склонялась к увольнению и в какой-то момент добрела до точки невозврата, когда смогла себе его позволить. Накануне произошёл конфликт. Мне на перевод пришёл внушительный пакет документов, страниц на тридцать, который почему-то посчитали на существенно меньшую сумму (добиться справедливости не удалось, большую часть материалов посчитали шаблонными, хотя они таковыми не были, переводить приходилось с нуля). Я перевела девять документов из десяти, а на военном билете застряла. Он оказался нетипичным и непривычно раздутым на пятнадцать разворотов с многочисленными записями.
Я работала больше десяти часов, чтобы заработать двенадцать долларов или около того. И на военном билете меня заклинило. За полтора доллара я не готова была потратить ещё три, четыре часа на монотонное, бестолковое рисование таблиц и поиск милитаристских терминов.
Я прикрепила девять переведенных документов из десяти, объяснила менеджерке ситуацию и полностью отказалась от гонорара, взяла ответственность, так сказать. В ответ поступили упрёки, вопли, жалобы, что с внештатными переводчицами другая маржинальная прибыль (значительно меньше, как удобно использовать рабский труд!). С другой стороны, я мысленно поблагодарила себя за навык отказываться и завершать, если становится невыносимо и сверхзатратно.
В тот же день я сообщила об уходе. Отпустили меня сразу со словами «уговаривать остаться не станем». За отсутствие рекламаций к зарплате полагалась десятипроцентная премия, но мне её не выплатили.
Так бесславно закончилась моя попытка поднабраться живого опыта в бюро переводов, которая ничего общего не имела с творчеством, развитием полезных навыков и вокабуляра. Так тоже бывает. Рабство и деградация двадцать первого столетия. Мы все умрём.
