Entry tags:
Львов, встреча Нового года 2014
Вот и перешагнула я наконец долгожданный пухово-шерстяной порог в две тысячи пятнадцатую жизнь… насыщенным было удовольствие ожидания, а сам праздник, как водится, растаял мыльным пузырём съеденного оливье. В любом событии, впрочем, сладко предчувствие… и, в некоторых случаях, воспоминания… вот и нынче… видеть – не значит смотреть…

На самом деле... хоть эти слова-паразиты и свидетельствуют о моём неуёмном эгоизме... я не жажду рассказывать о прошлогодней встрече января… просто совестливо поглаживаю собственный живой журнал, заброшенным щенком уснувший в уголке. Я с упоительным тщанием продумывала зимнюю поездку во Львов, подбирала отель, изучала карты, фиксировала (в прямом смысле, самым примитивным рукописным способом на бумаге) программу путешествия в деталях вплоть до желательных ресторанов и временных промежутков…

Купе не случилось не столько не по карману, сколько по невозможной суете желающих новогоднего действа вдали от нашего серого Города… я тогда ещё была не целиком, как сейчас, хоть и стремилась… а по крошечным осколочкам… уставшая, с эшафотными переживаниями на фоне своих (экс)коллег, уже измотанная горячкой – то было страшное время… страна застыла, как студень – но то ли ещё… повсюду плыли мосты и полыхали столицы – пока даже не предвиделось в жутком кошмаре… помнится, я чуточку переживала в связи со своим северорусским происхождением, разумеется, зря. Львов принимает всех с прохладцей европейского гостеприимства, в буддийском всеоружии текущего рождественского момента кольоро́вых ярма́рок, запахом кофе и глинтвейна…

Да, первый таксист оказался не вполне чистоплотным и запросил в два раза больше (остаётся на свои уши пенять – нечего развешивать, когда оператор по телефону озвучивает сумму), но привёз-таки нас благополучно в арт-отель с маняще-тропическим названием «Пальма». Дамы и господа, свет присяжные заседатели, не совершайте мою ошибку, не останавливайтесь у чёрта на куличках, где сложно выпросить лишнее одеяльце, на завтрак подают горелые драники вкупе с принципиальным нежеланием навести чистоту и даже примитивно вынести мусор… Львовские расстояния несопоставимы с харьковскими, каково же было моё удивление обнаружить с величайшим трудом достигающие «Пальмы» редкие автобусы. Они всё-таки курсировали, доставляя нас в центр или около того… что тут говорить?.. В этом антикварном городе даже трамваи меняют свои маршруты! Ни в чём нельзя быть уверенным.


А вот «Крива липа» ожидания оправдала. С лихвой! Я – раба собственного желудка, ничего не попишешь… прогулка по иллюминированным мостовым завершилась в грандиозной круглой кровати, с которой неустанно спрыгивала на пол подушка.




Теперь, верно, я понимаю кислое выражение Иришкиного лица, сопровождающее наши экскурсии… Ты делишься со мною планами, а я не вписываюсь вновь… опять неловкая, нескладная ты, среднерусская любовь… бездумный взгляд её глубок… в её ладони зябкой маленькой зажат проклятый коробок… какими нежными привычками нам защитить себя теперь, когда опять дитя со спичками то в окна постучит, то в дверь?..


И был Высокий замок с жалкими останками псевдо-крепостной сте́нушки. И была настоящая весна, пахучая и ветреная, размашистая и тоскливая… негласной завораживающей пустотой бессмысленных повторений.





Я даже на вопрос о книге, которую мечтаю прочесть, не могла ответить тотчас же! Это ли не очередная точка невозврата?.. Я много своего дурацкого, субъективного, глупенького и никчёмно-эмоционального пережила, поняла, обрела... но по-прежнему не исключила бесперебойного топтания в ступе и болезненных поисков пресловутого предназначения. У меня прекрасная семья – без иронии! – заМЕЧТАтельная, близкий человек, как будто созданный для реализации неуёмной потребности любоваться, поразительные друзья… с ними, к слову, я почти не общаюсь из-за отсутствия впечатлений, сил и замкнутости на непроходимо-единственном… у меня своеобычный чуткий и животрепещущий материал для наблюдения, дело, неоправданно восторженно желанное, якобы творчество... а счастье по факту?.. Которое суть способ путешествовать? Я всегда относилась недоверчиво к хронически позитивным, равно как и к беспрерывным нытикам – неврозы одного порядка... но где же нащупанная мной явственно внутренняя радуга? Я позволила обыденной унылости накрыть меня с головой и сетовала на ветхую тяжесть вязкой простынки?.. В этом мире меня огорчает только одно – необходимость взрослеть. Сложно представить себе нечто печальнее, когда в ответ на… неужели вот так до самого конца – сплошная работа… звучит – да, да, да, да, да… да… да! Терять голову и задыхаться от накатывающей волны наслаждения – мгновение… а всё прочее – дыра, где самое несчастное привидение во вселенной копается в оттенках одиночества…


Хорошо ещё, что в «Гасовой лямпе» подают отменные колбаски, на площади продают кашлатые носочки и варежки, а в шахте запаивают сахаром крепкий кофе…


31 декабря ознаменовалось тремя дворцами и голодным холодом сквозь сигаретный дым.












А вечером мы никак не могли отыскать, где бы перекусить… пришлось остановиться на уличных шашлыках… и купить гамбургеров к шампанскому в номер. Мы никак не могли дождаться полуночи… пижамный новыйгод получился скомканным остывшей картошкой фри и общей невыспатостью…
Первое утро лошадиного года было промозглым и неумытым… это не помешало нам позавтракать варениками в «Криївці», совершить променад к собору святого Юра, прокатиться на красном бусике взад-вперёд от Подвальной, бесцеремонно слямзить карту с подробным расписанием кабинетов задумчивости и заблудиться. И снова – мытарства с поиском ужина в знаковом заведении, закончившиеся в симпатичной пиццерии в двух кварталах от эпицентра бродяжничества проснувшихся кутил, которые отчаянно хотели продолжения ночного банкета.


День отъезда вышел весьма прохладным – погода испортилась вконец, и вполне траурным, ибо Лычаковским.




Оскомину набила банальщина, застрявшая на зубах у всех… год был сложным… Был. Болезненным, как вырванные из незажившей ранки ниточки инфицированного бинта, как сорванный со свежей царапины пластырь, сопровождаемым регулярными потрясениями, как вовне, так и внутри, когда от безнадёжности сводит скулы, неконтролируемым, для меня неожиданно – я привыкла получать сугубо то, что выбираю… А ещё он открыл мне двери в новый Дом. Издательский. Окно в Европу. Через Германию. И меня. Целостную.
Не все итоги пора и хочется подводить… Мне посчастливилось быть знакомой с двумя хрустальными статуэточками. Одна упорна и трудолюбива. Она, как пить дать, сделает сногсшибательную карьеру и уедет куда-нибудь в Новую Зеландию. Оставаться русофилом мне, например, проще в статусе гражданки соседнего государства. Здесь питерские подвалы особенно притягательны. Так и ей, владеющей английским, японским и ещё парой-тройкой импортных, дальнее зарубежье облегчит ношу патриотизма. Символы всегда многозначительнее со стороны. А скучать никак невозможно лицом к лицу. Меня разрывает остросюжетная жажда писательства, я выдавливаю опосредованно сложные поэтексты – мама только и может недоумённо спросить: а кто из них сидел в бухенвальде?.. Да полюбопытствовать на предмет смены пола. Мой камминг аут, вообще говоря, лишён смысла. Моя ориентация в пространстве очевидна, но не озвучена прямо. Страусы. Молчание рождает пропасти. Искренность на пределе – кляузы лицемерия и отчуждение. Моя открытость привела к удручающим последствиям. Я обнимала и плакала, выдавливая пророческое: однажды сделаю нечто такое, что ты не сможешь простить... и честные фиалковые глаза – я смогу... может, не сразу, но обязательно. Сколько прошло?.. Больше двух лет. Надежды... бесконечность – ноль. Истреблена из каждой социальной сети... Хандра притупилась, давно не р(е)ву. Я принимаю свою инородность и нежелательность. Паче вторая стеклянная девочка оказалась прочней и терпимей. К моим слабостям. У меня много недостатков – простите меня, идеальные люди!


На самом деле... хоть эти слова-паразиты и свидетельствуют о моём неуёмном эгоизме... я не жажду рассказывать о прошлогодней встрече января… просто совестливо поглаживаю собственный живой журнал, заброшенным щенком уснувший в уголке. Я с упоительным тщанием продумывала зимнюю поездку во Львов, подбирала отель, изучала карты, фиксировала (в прямом смысле, самым примитивным рукописным способом на бумаге) программу путешествия в деталях вплоть до желательных ресторанов и временных промежутков…


Купе не случилось не столько не по карману, сколько по невозможной суете желающих новогоднего действа вдали от нашего серого Города… я тогда ещё была не целиком, как сейчас, хоть и стремилась… а по крошечным осколочкам… уставшая, с эшафотными переживаниями на фоне своих (экс)коллег, уже измотанная горячкой – то было страшное время… страна застыла, как студень – но то ли ещё… повсюду плыли мосты и полыхали столицы – пока даже не предвиделось в жутком кошмаре… помнится, я чуточку переживала в связи со своим северорусским происхождением, разумеется, зря. Львов принимает всех с прохладцей европейского гостеприимства, в буддийском всеоружии текущего рождественского момента кольоро́вых ярма́рок, запахом кофе и глинтвейна…


Да, первый таксист оказался не вполне чистоплотным и запросил в два раза больше (остаётся на свои уши пенять – нечего развешивать, когда оператор по телефону озвучивает сумму), но привёз-таки нас благополучно в арт-отель с маняще-тропическим названием «Пальма». Дамы и господа, свет присяжные заседатели, не совершайте мою ошибку, не останавливайтесь у чёрта на куличках, где сложно выпросить лишнее одеяльце, на завтрак подают горелые драники вкупе с принципиальным нежеланием навести чистоту и даже примитивно вынести мусор… Львовские расстояния несопоставимы с харьковскими, каково же было моё удивление обнаружить с величайшим трудом достигающие «Пальмы» редкие автобусы. Они всё-таки курсировали, доставляя нас в центр или около того… что тут говорить?.. В этом антикварном городе даже трамваи меняют свои маршруты! Ни в чём нельзя быть уверенным.




А вот «Крива липа» ожидания оправдала. С лихвой! Я – раба собственного желудка, ничего не попишешь… прогулка по иллюминированным мостовым завершилась в грандиозной круглой кровати, с которой неустанно спрыгивала на пол подушка.








Теперь, верно, я понимаю кислое выражение Иришкиного лица, сопровождающее наши экскурсии… Ты делишься со мною планами, а я не вписываюсь вновь… опять неловкая, нескладная ты, среднерусская любовь… бездумный взгляд её глубок… в её ладони зябкой маленькой зажат проклятый коробок… какими нежными привычками нам защитить себя теперь, когда опять дитя со спичками то в окна постучит, то в дверь?..




И был Высокий замок с жалкими останками псевдо-крепостной сте́нушки. И была настоящая весна, пахучая и ветреная, размашистая и тоскливая… негласной завораживающей пустотой бессмысленных повторений.










Я даже на вопрос о книге, которую мечтаю прочесть, не могла ответить тотчас же! Это ли не очередная точка невозврата?.. Я много своего дурацкого, субъективного, глупенького и никчёмно-эмоционального пережила, поняла, обрела... но по-прежнему не исключила бесперебойного топтания в ступе и болезненных поисков пресловутого предназначения. У меня прекрасная семья – без иронии! – заМЕЧТАтельная, близкий человек, как будто созданный для реализации неуёмной потребности любоваться, поразительные друзья… с ними, к слову, я почти не общаюсь из-за отсутствия впечатлений, сил и замкнутости на непроходимо-единственном… у меня своеобычный чуткий и животрепещущий материал для наблюдения, дело, неоправданно восторженно желанное, якобы творчество... а счастье по факту?.. Которое суть способ путешествовать? Я всегда относилась недоверчиво к хронически позитивным, равно как и к беспрерывным нытикам – неврозы одного порядка... но где же нащупанная мной явственно внутренняя радуга? Я позволила обыденной унылости накрыть меня с головой и сетовала на ветхую тяжесть вязкой простынки?.. В этом мире меня огорчает только одно – необходимость взрослеть. Сложно представить себе нечто печальнее, когда в ответ на… неужели вот так до самого конца – сплошная работа… звучит – да, да, да, да, да… да… да! Терять голову и задыхаться от накатывающей волны наслаждения – мгновение… а всё прочее – дыра, где самое несчастное привидение во вселенной копается в оттенках одиночества…




Хорошо ещё, что в «Гасовой лямпе» подают отменные колбаски, на площади продают кашлатые носочки и варежки, а в шахте запаивают сахаром крепкий кофе…




31 декабря ознаменовалось тремя дворцами и голодным холодом сквозь сигаретный дым.
























А вечером мы никак не могли отыскать, где бы перекусить… пришлось остановиться на уличных шашлыках… и купить гамбургеров к шампанскому в номер. Мы никак не могли дождаться полуночи… пижамный новыйгод получился скомканным остывшей картошкой фри и общей невыспатостью…
Первое утро лошадиного года было промозглым и неумытым… это не помешало нам позавтракать варениками в «Криївці», совершить променад к собору святого Юра, прокатиться на красном бусике взад-вперёд от Подвальной, бесцеремонно слямзить карту с подробным расписанием кабинетов задумчивости и заблудиться. И снова – мытарства с поиском ужина в знаковом заведении, закончившиеся в симпатичной пиццерии в двух кварталах от эпицентра бродяжничества проснувшихся кутил, которые отчаянно хотели продолжения ночного банкета.




День отъезда вышел весьма прохладным – погода испортилась вконец, и вполне траурным, ибо Лычаковским.








Оскомину набила банальщина, застрявшая на зубах у всех… год был сложным… Был. Болезненным, как вырванные из незажившей ранки ниточки инфицированного бинта, как сорванный со свежей царапины пластырь, сопровождаемым регулярными потрясениями, как вовне, так и внутри, когда от безнадёжности сводит скулы, неконтролируемым, для меня неожиданно – я привыкла получать сугубо то, что выбираю… А ещё он открыл мне двери в новый Дом. Издательский. Окно в Европу. Через Германию. И меня. Целостную.
Не все итоги пора и хочется подводить… Мне посчастливилось быть знакомой с двумя хрустальными статуэточками. Одна упорна и трудолюбива. Она, как пить дать, сделает сногсшибательную карьеру и уедет куда-нибудь в Новую Зеландию. Оставаться русофилом мне, например, проще в статусе гражданки соседнего государства. Здесь питерские подвалы особенно притягательны. Так и ей, владеющей английским, японским и ещё парой-тройкой импортных, дальнее зарубежье облегчит ношу патриотизма. Символы всегда многозначительнее со стороны. А скучать никак невозможно лицом к лицу. Меня разрывает остросюжетная жажда писательства, я выдавливаю опосредованно сложные поэтексты – мама только и может недоумённо спросить: а кто из них сидел в бухенвальде?.. Да полюбопытствовать на предмет смены пола. Мой камминг аут, вообще говоря, лишён смысла. Моя ориентация в пространстве очевидна, но не озвучена прямо. Страусы. Молчание рождает пропасти. Искренность на пределе – кляузы лицемерия и отчуждение. Моя открытость привела к удручающим последствиям. Я обнимала и плакала, выдавливая пророческое: однажды сделаю нечто такое, что ты не сможешь простить... и честные фиалковые глаза – я смогу... может, не сразу, но обязательно. Сколько прошло?.. Больше двух лет. Надежды... бесконечность – ноль. Истреблена из каждой социальной сети... Хандра притупилась, давно не р(е)ву. Я принимаю свою инородность и нежелательность. Паче вторая стеклянная девочка оказалась прочней и терпимей. К моим слабостям. У меня много недостатков – простите меня, идеальные люди!