Харьковский дендропарк

[limurk]

Меня обуял исследовательский зуд погулятельных мест по соседству.

Настойчиво тянет в огороды, даже в дендропарке. Заболела деревней… Каллинка и Маргошка посмеиваются, а я грежу коровку подоить, картошку покопать. Я не обчиталась Стейнбека, я заражена не гроздьями… раньше! Морошковым вареньем, блинами с топлёным маслом и толокном, рыбниками, шаньгами, Онегой, беловатыми пористыми мхами, русской баней, крапивными искусами, клевером и студенческим дачноусадебным сочномалахитовым раздольем Харьковщины.

   

«Делайте что хотите, но чтобы через полчаса в лесу было светло, сухо и медведь!»

Я с раннего на аттракционы всякие падкая, даром что в автобусах\мобилях подводил регулярно вестибуляр. Сладким не корми – а страсть к пироженкам неодолима! – дай покачаться. Наверняка, сваливалась, как иначе. Не помню только. Лоб разбила и крест-накрест звезду носила, так с турника – в бордюр. Носовую перегородку согнула поди, так о ворота хоккейные шандарахнулась посреди лета. В мяч играла на крыльце поликлиники – упала в кусты. Напрашивается, что нынешние сложносочинённые наслоения пола внутричерепного – последствия интимной минитравмы соскальзывания с лесенки. А плачевнокачельных результатов, сколько не напрягаюсь, не всплывает. Недаром, прогуливаясь в темень мимо озера малой Даниловки, распевала со Светловиком крылатых электроников.

Мне кажется, я стала такой непропорционально большой по сравнению с ребёнком внутри… склонная во взрослых холить по лелейке детей – то ли воспитательное свойство характера, то ли следствие взросления среди педагогов. Нередко ощущаю жгучий дефицит заботы о себе извне – даже добрословесной. А против маминых неуклюжих поползновений до сих протестую. Меня не чрезмерно контролировали подростком, да и справедливо… опекали. Слабо представляю себе, рафинированной, беловороньей, общность и резонанс среди славянских ровесников.

Вёсны сопряжены отчего-то с выкладыванием и анализом прошедшего.

А там, где раньше были отменные качели, – полевая пустота...

 «Глядя на провода, казалось, они передают мысли. Тот, кто в Париже, думает о том, кто в Москве, последний это чувствует. А я слушаю… потом мне сказали, что это электрические провода. Всё перестало быть важным, значимым… потому что стало обыкновенным… Но всегда есть сегодня… как нагретое в духовке плодово-ягодное вино – слёзы Мичурина».